О МОНАРХИЗМЕ

Русская история с позиции

 традиционного (дониконовского) православия

(по очерку И. Солоневича)

О МОНАРХИЗМЕ

 

Церковная «реформа» XVII века исходила от царя, второго Романова. Находим подтверждение этому у Н. Каптерева: «царю Алексею Михайловичу главным образом реформа обязана своим началом, своим проведением при Никоне и своим завершением после удаления Никона». Более внимательное рассмотрение феномена «реформы» привело к выводу, что подготовка ее велась уже первыми Романовыми, по-видимому, властным патриархом Филаретом, отцом первого Романова, Михаила, пассивного, номинального монарха, бывшего всегда в тени[19].

«Реформа» поддерживалась всеми монархами из династии Романовых, от первого и до последнего.

Таким образом, под роковым знаком византийской прелести находилась вся династия Романовых от начала и до конца. Ортодоксальному монархисту, понятно, трудно будет с этим согласится, ведь тогда все стройное здание доктрины монархизма, как идеального государственного устройства, полетит вверх тормашками. Но согласиться придется. Тем, кто ищет истину.

Действительно, вряд ли среди старообрядцев (проблематика «реформы» и раскола им хорошо знакома) мы найдем монархистов. Впрочем, личную охрану Александр III набирал из старообрядцев, как наиболее верных и надежных из всего российского населения. Но здесь вопрос переходит в иную плоскость – не будучи принципиально монархистами, старообрядцы были верны самодержцу, как верховной власти («Бога бойтесь, царя чтите»), как стержню, на котором все держится.

Время правления Романовых – это время искусственной и неуклонной вестернизации России.

Между тем, И. Солоневич с юности был воспитан в духе идеализации монархизма.

Если он понимал самодержавие просто как сильную власть, то с таким монархизмом вполне можно согласиться.

«Российская государственность началась с самодержавия полулегендарного Олега», – пишет И. Солоневича в статье, напечатанной в газете «Наша страна» в 1949 году[20].

Впрочем, в своей идеализации монархизма, хотя бы и как просто сильной единоличной власти, Иван Лукьянович противоречит себе, заканчивая свою книгу «Народная монархия» уничтожающей критикой Петра Первого. То есть и он признает, что были у нас самодержцы, которые оказались отнюдь не на высоте священного помазания. А об эпохе «бабьего царства» с их фаворитами («политеса» ради так именовали их любовников) и говорить нечего: «после Петра Россия пережила почти столетие публичного дома»[21].

История знает монархов достойных и монархов недостойных (например, Юлиан Отступник, иконоборец Лев Копроним и др.), все зависит от личных качеств самодержца.

Русские славянофилы, которых трудно заподозрить в недостаточной преданности русскому направлению, отнюдь не идеализировали самодержавия, считая, что «всякая форма правительственная, как бы совершенна она ни была, имеет свои недостатки» (И. Аксаков)[22].

В своем капитальном труде «О монархии и республике» И. Ильин говорит:

«Я вижу не только духовные преимущества монархии, но и ее своеобразные трудности и опасности… вижу и все опасности республики, а также и положительные основы республиканского образа мыслей»[23].

И. Ильин пишет также о трудности установить сущность монархического строя в отличие от республиканского, трудности научно отличить монарха от президента, особенно в свзи с тем, что сама идея монархии, монархическое начало, «стоящее по природе своей в скрещении государственности, религии и нравственности», вовлечены в общий духовный мировой кризис XX века.

«Духовно ослепшие люди начинают слепо ненавидеть и слепо преклоняться; их сила суждения, и без того небольшая, слабеет и разлагается окончательно; в партийном пристрастии они извращают все постановки вопроса, критикуют вкривь и возвеличивают вкось; забывают, в чем цель человеческой жизни и какие средства и пути ведут к ней; доверяются сходно болтающим обманщикам и берут под подозрение всех, кто не произносит принятых ими слов и догм. В такую эпоху образ исследуемого нами предмета как бы заболевает в душах, потому что он оказывется в самом фокусе скопившихся и не разряжающихся страстей – ненависти, зависти, честолюбия и партийного властолюбия. И говорить о сущности монархии становится задачей трудной и неблагодарной»[24].

Многим монархистам свойственно именно «возвеличивать вкось», монархизм в их понимании становится чуть ли не религиозным догматом, по которому царь, благодаря помазанию, становится непогрешимым, вроде римского папы (и даже более, ибо папа «непогрешим» только экс-кафедра), вследствие чего его деятельность критике не подлежит, а  приказы и указания должно исполнять с благоговением, без рассуждения.

Между тем, о пределах верности подданнного монарху преп. Иосиф Волоцкий говорил следующее:

«Аще ли же есть царь, над человеки царствуя, над собою же имать царьствующа скверныя страсти и грехи, сребролюбие же и гнев, лукавство и неправду, гордость и ярость, злейше же всех – неверие и хулу, таковый царь не Божий слуга, но диаволь, и не царь, но мучитель. Таковаго царя, лукавства его ради, не нарече царем Господь наш Исус Христос, но лисом: шедше, рече, рцете лису тому (Лк. 13, 32). И пророк глаголет: царь оплазив (лукавый) погибнет, путие бо его темни суть. Трие же отроцы не токмо не покаришася повелению Навуходоносора царя, но и врага беззаконна нарекоша его и мерзкого отступника, и лукавейша паче  всея земля. И ты убо таковаго царя или князя да не послушаеши, на нечестие и лукавство приводяща тя, аще мучит, аще смертию претит. Сему свидетельствуют пророци и апостоли, и вси мученицы, иже от нечестивых царей убиени быша, и повелению их не покоришася. Сице подобает служити царем и князем»[25].

Никоно-алексеевская «реформа» потому и увенчалась катастрофическим успехом, что русские забыли эти древние заветы, слепо доверились авторитету самодержавной власти, уже «слепой к божественному», которая и завела всех в яму раскола, «если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф. 15, 14).

Именно царь-помазанник, Алексей Михайлович Романов, является инициатором, отцом и главным виновником и исполнителем религиозно-политической авантюры, «великого церковного преступления», названного впоследствии «реформой», ставшей причиной неисчислимых бед и, как сказано, началом гибели России.

Решающее значение в успехе «реформы» имел именно пиетет к идее монархизма (как делаются василевсы путем помазания), идее, взятой русскими напрокат у византийцев. Между тем не половина ли византийских императоров-помазанников самими греками вычеркнута из поминальных диптихов, как еретиков и чуждых Церкви?

Иван Грозный в свое время сказал:

«Греки нам не Евангелие. Мы верим Христу, а не грекам. Мы получили веру при начале христианской Церкви, когда Андрей, брат апостола Петра, приходил в эти страны».

До никоновой «реформы» русские были твердо уверены в том, что веру они приняли не от греков, а от апостола Андрея Первозванного. Роль же греков в русской истории весьма деструктивна, что показывает и сама история церковной «реформы» и раскола.

Историк А.В. Карташев о византийских василевсах пишет следующее:

«Императоры собирали вселенские соборы и этим содействовали установлению церковного мира в эпоху богословских споров. Но они же собирали и великие еретические соборы (Ариминско-Селевкийский, Ефеский 449 г., Константинопольские иконоборческие 754 и 815 гг.), они же гнали православие в угоду ересям арианской, монофизитской, монофелитской, иконоборческой. Они же, подавляя свободную соборную деятельность, угнетали церковь деспотическими декретами по догматическим вопросам (энотикон, энциклион, эктесис, типос…) и развращали епископат принудительными подписями под самыми противоположными вероизложениями… Вообще, припоминая все это и присоединяя более чем столетний период жестоких гонений византийских василевсов на иконы, а позднее, в XII – XV веках, непрерывное их стремление к унии с Римом по мотивам политической выгоды, можно с достаточными основаниями оспаривать у них почетный титул “блюстителей правоверия”. Еще большей иронией звучит в применении к православным императорам титул “блюстителей церковных канонов”. Ибо усвоенное ими явочным порядком право замещения всех главнейших епископских кафедр без соборной воли иерархии превратило всю систему церковного управления в Византии в неканоническую, а канонисты (Вальсамон, Дмитрий Хоматин) прямо признали эту ненормальность за каноническую норму»[26].

Пример того, как можно религиозные акты практиковать для укрепления права захвата дали византийцы в X веке.

В своей работе «Монархия» И. Солоневич пишет следующее: «Византийский патриарх Полиевкт, короновавший цареубийцу Цимисхия, провозгласил принцип, что помазание омывает все грехи». Далее И. Солоневич говорит совершенно обескураживающие ортодоксальных монархистов вещи.

«Церковное освящение монархического права сейчас ничего или почти ничего не может прибавить к факту власти. Во-первых, потому, что ряд коронованных и некоронованных монархов совершенно свободно обходились без этого освящения, и, во-вторых, потому, что это освящение очень мало прибавляло к устоям монархического режима.Таким образом, принцип, провозглашенный патриархом Полиевктом, имеет  свою оборотную сторону: будущим цареубийцам, в случае их успеха, гарантируется помазание, прощение всех их грехов, в том числе и в первую голову и цареубийства. Трудно сказать, насколько именно этот патриарший принцип содействовал тому обстоятельству, что из 109 византийских императоров естественной смертью умерли только 35, 74 были убиты. Коронация Екатерины, по-видимому, была основана на том же принципе: победителей не судят» [27].

А идея самодержавия, сильной власти известна была русским изначально, от Олега, как отмечает И. Солоневич. В то же время сильные русские самодержцы всегда советовались с боярами, даже у того же Ивана Грозного была для этого Избранная Рада, по древней мудрости «одна голова хорошо, а две лучше», и не дерзали считать себя наместниками Бога на земле.

Поняв роковую роль монархизма (василевс-помазанник с византийского клише) в русской катастрофе XVII века, вряд ли кто-нибудь будет восхвалять эту форму правления как идеальную и единственно возможную в России.

Вся династия Романовых сохраняла безусловную верность никоно-алексеевской «реформе», так диктовала византийская прелесть, политические расчеты. За время правления династии было загублено неисчислимое количество русских людей, оставшихся верными традиционному (дониконовскому) православию. Между тем, сегодня в Московском патриархате достаточно приходов старообрядческой ориентации, и даже создан Патриарший центр древнерусской богослужебной традиции.

Таким образом, по-видимому, «не русский народ остался должен Романовым, а Романовы – русскому народу», – как некто сказал.

Что же такое монархия в отличие от республики, и чем отличается монарх от президента, кроме того, что «государь всегда в военном, а президент в штатском», как заметила одна маленькая девочка?

В чисто научном плане «затруднения становятся величайшими, – пишет И. Ильин, исследовавший этот вопрос, – если привлечь историю Китая, Индии, монголов, южноамериканских государств, древней эпохи и нового времени, историю Византии, древней Греции, языческого Рима и Возрождения (эпоха тиранов)… Различие между законом, политическим обычаем и голым фактом силы и власти – становится совершенно неуловимым».

И, наконец, в связи с чрезвычайной трудностью задачи «исследователь, пытающийся научно отличить монархический строй от республиканского, монархию от республики, монарха от президента, – или прибегнет к умолчаниям, к произвольному выбору материала и выдвинет спорный или несостоятельный критерий, или же прямо признает, что ему не удается найти такое отличие, что оно условно, искусственно, что его нет»[28].

В годы Второй мировой войны, когда гитлеровская авиация жестоко бомбила английские города, У. Черчилль предложил применить в борьбе с немцами химическое оружие (сейчас-де не место излишним сентиментам), но парламент на это не согласился чем, по-видимому, и спас земную цивилизацию. Таким образом, по-видимому, бывает польза и от республиканской формы правления. Верующие скажут: Божий промысел, – и будут правы.

Итак, у И Солоневича в его очерках русской истории в основном два крупных промаха: 1) отсутствие описания  никоно-алексеевской «реформы» и ее последствий, и 2) идеализация монархизма (хотя, повторяем, он понимал монархизм, по-видимому, просто как сильную власть).

В то же время можно отметить, что в его книгах много верных и тонких наблюдений, оригинальных и глубоких мыслей. И, наконец, И. Солоневич интересен тем, что он исследователь, ищет истину, не стараясь кому-то угодить.

Ему, как профессиональному журналисту высшего класса и яркого литературного стиля, имеющему уникальный жизненный опыт, есть что рассказать.

Уроженец 1891 года, он может сравнивать Россию императорскую и Россию советскую, он пережил «17 лет советской социалистической философии, 7 лет германской национал-социалистической философии», две революции и две войны.

«Советской и немецкой тайной полицией я был арестован 10 раз, советской полицией три раза был приговорен к смертной казни, не без достаточных к этому оснований; имел основания опасаться немецкой виселицы, бежал от советского и от нацистского рая в общей сложности 12 раз, и на мою жизнь за границей были произведены три покушения. Одно из них – 3 февраля 1938 года, в Софии, окончилось гибелью моей жены и моего секретаря: в квартиру была прислана бомба»[29].

Вобщем, почти как в известной песне: «Я по свету немало хаживал, жил в окопах, в землянке, в тайге, похоронен был дважды заживо…»

И Солоневич мечтал жить в России без большевиков.

http://kutuzov-bp.ru/russ_istorija.htm